[insigniawars]

Название: Зеркало
Автор: tf.resort
Размер: мини, 2 643 слова
Пейринг/Персонажи: Рэтчет, Дрифт, Блерр, Хромедом, Ревинд, Хаунд, Мегатрон
Кроссовер с вселенной Дэна Симмонса ("Падение Гипериона")
Вселенная: микс ТФ-вселенных
Категория: джен
Жанр: драма и ужОсы
Рейтинг: R
Примечание: продолжение повести про Лабиринт, 7 глава "Сезона охоты". Предыдущие части здесь: ficbook.net/readfic/8158517


Они все рано или поздно приходили к нему. Сначала он ворчал по привычке: в самом деле, что за нужда лезть к медику здесь – в мире, где все мелкие и даже серьезные повреждения затягиваются сами собой? Неужели глупым было непонятно, что, раз они оказались в этом совершенном пространстве, то и корпуса их тоже усовершенствовались? Системы регенерации являли чудеса: даже когда Хаунд, полезший по какой-то нелепой прихоти за приглянувшимся ему цветочком, сорвался и упал со скалы, его сломанный в нескольких местах эндоскелет сросся уже… к следующему рассвету.
На минуточку, в обычных условиях он сразу бы выпал в офф от болевого шока! И без необходимых систем поддержки погас бы, не приходя в сознание. А тогда зеленый эсктремал скрежетал дентами от боли, но о шоке или бессознательном состоянии не было и речи.
Рэтчет сделал все, что мог без оборудования: прежде всего, выправил пострадавшего в нужном положении, а потом Хаунд просто… уснул. Спокойно, будто бы улегся на подзарядку в своей привычной кварте. Старый доктор просидел возле него до рассвета – он понимал, что ничем больше не помочь, но не мог, просто не мог уйти и оставить тяжелораненного. Старый, ворчливый и наивный… идеалист. Фарма не зря смеялся над ним, а Рэтчет бесился и отругивался. Потому что Фарма был прав. Он действительно был идеалистом. Поэтому он просто сидел и держал спящего Хаунда за руку, не замечая, как по щекам течет омыватель. Смешно, это у него-то! У него, видевшего столько смертей и расчлененных меха, сколько, наверное, мало кому доводилось видеть. Просто… Просто этот новый прекрасный мир, данный им волей Матрицы и Оптимуса, не должен был знакомиться со смертью. Даже само имя смерти здесь было чужим, не свойственным этому времени-пространству.

Вот поэтому ее здесь и не было. Утром Хаунд проснулся здоровым.

А потом Рэтчет почему-то с испугом подумал: а что, если такая неуязвимость переглючит программы самосохранения, и мехи начнут ломать себя нарочно – просто из интереса, чтобы проверить свои способности к восстановлению? Иногда с пациентами случались и более странные вещи. Но, хвала Праймасу, здесь не было глупых юнглингов: те, что пришли сюда вместе с ним, хранили слишком яркие воспоминания о войне и слишком ценили свою дарованную целостность.
Но крамольная мысль почему-то не растворилась до конца, а оставила после себя неприятный осадок. Неужели за многие ворны он так привык ждать плохого, что в хорошее ему попросту не верится?

Да, сначала он ворчал. А потом понял – они все здесь как… потерянные. И если бы у трансформеров могли быть дети, то они шли бы к нему как к… отцу. Потому что старый ворчун Рэтчет был для них не просто доктором. Он превратился в символ. Основу. Фундамент, на который можно опереться, Юникрон все побери. Ладно, пусть будет так. Он не против. Он даже за, потому что когда к тебе приходят со страданиями и им нужен доктор – это одно, а когда приходят просто так – это совсем, совсем другое. И когда он перестал видеть в себе живое существо, оставив в сознании только роль совершенного инструмента для лечения больных? Похоже, давно. Что ж, придется привыкать к другому. Что он просто живой мех. Не больше и не меньше. Сегодня, наверное, кто-нибудь тоже придет. А может, придет не один. Или вообще никого. Он не будет гадать. Он будет просто жить. И все.

– Привет, Рэтч, как дела? – значит, сегодня это будет Дрифт. Ну, и Блерр, само собой. Они теперь всегда ходят парой.

– Я тебе говорил, чтобы ты не называл меня Рэтчем?

– Да, говорил. Ну, прости, прости. Рэтчет. Просто первое звучит как-то… по-родному.

У мечника хорошая улыбка. Добрая и открытая. А вот Блерр что-то сегодня необычно тихий.

– Тоже мне, нашел родственника. Ладно, входите… братья по разуму. Вы по делу или просто так?

– Мы… поговорить, – а это уже Блерр. Непривычный молчаливый Блерр. В иное время он давно уже трепался со сверхзвуковой скоростью. Значит, у них что-то серьезное. – Еще Хромдома позвали и Ревинда. Ты не против, надеюсь?

– Раз уже позвали, то какая разница, против я или нет? – пробурчал Рэтчет скорее по привычке, но тут же улыбнулся – непривычными губами, но он научится это делать! Научится. – Нет, я не против. А вот и вы, легки на помине, – это относилось уже к бывшему мнемохирургу и его бондмэйту.

Когда компания расселась по местам (Рэтчет выбрал себе одну из самых просторных пещер-комнат, где можно было поместиться и десятерым мехам), доктор опять спросил:

– Ну, кто первый скажет? Ты, Дрифт, или ты, Блерр?

– Сны, – коротко ответил мечник. – Блерру снятся странные сны. И страшные. Расскажи, искра моя, то, что ты видел прошлой ночью.

Когда синий гонщик закончил рассказывать, некоторое время царила тишина.

– В моих архивах такого нет, – Ревинд нарушил молчание первым. – Но у меня и записи все связаны с реалом. Я никогда не интересовался историей и изучением симуляций. Хром, что скажешь?

– Давно, когда я только еще начинал обучаться специальности, – задумчиво ответил Хромедом, – много шума в научных кругах наделало противостояние Россума и Дай Атласа. Да-да, того самого, которого ты нашел в Кристал-сити, – покосился мнемохирург на Дрифта. – Потом к первому присоединились Трепан и Лоуб… Речь шла о самой цели мнемохирургии. Вернее, о ее целесообразности. Россум доказывал необратимость этого процесса, а Дай Атлас возражал, указывая на его неэтичность и еще на его бессмысленность. Он опирался на утерянные теперь исследования Адаптуса, связанные с так называемой инфосферой. Согласно теории Адаптуса, существует единое информационное пространство, где как бы отпечатывается и фиксируется любое событие, происходящее во Вселенной. Дай Атлас утверждал, что инфосфера всеобъемлюща, обладает числом временно-пространственных координат, стремящимся к бесконечности, и, если разработать правильный алгоритм поиска нужной информации, то можно узнать и восстановить в памяти практически все. Но у него не было научных доказательств. А Сенат не дал разрешения на исследование.

– Винг рассказывал мне об инфосфере. Он еще называл ее междумирьем, – кивнул Дрифт. – Но мы не продвинулись в наших занятиях далеко, потому что… – мечник опустил голову, но продолжил: – Потому что он погиб. Но он не раз говорил мне, что, если привести сознание в определенное состояние, можно узнавать некоторую информацию и даже изменять реальность. При выработке нужных умений – он настаивал, что кроме как через техники, связанные с медитацией, этого не достичь – ты можешь ориентироваться в том пространстве. Главное – действие должно быть сознательным, а не бессознательным, как в обычном сне. Но для этого необходимо накопить достаточно энергии и направить ее в нужном направлении. Также он говорил о теории зеркал в инфосфере. Например, если намерения и ментальные или эмоциональные векторы двух объектов совпадают, то они могут встретиться… Не в нашей реальности, а в этом междумирье. Еще он упоминал про какого-то охранника или проводника, который определяет уровень доступа, но эта тема была та тот момент слишком сложна для меня, а потом… Говорить об этом стало не с кем.

– А скажи-ка мне, мой юный медитирующий друг, – сказал Рэтчет. – Не делали ли вы перед перезарядкой что-нибудь, хм… связанное с серьезным энергообменом? Например, искренное слияние?

– Да, – почти хором ответили партнеры.

– Ну что ж, тогда у меня есть только одно предположение, – развел руками старый доктор. – То, случилось, произошло благодаря совпадению. Если учесть, что искренное слияние высвобождает большое количество энергии и буквально наполняет меха заряженными частицами, и что ты, Блерр, у нас сам по себе очень эмоционален и при этом отличаешься изрядной целеустремленностью, то получается, что при выходе в оффлайн твой внутренний заряд был очень велик. И ты смог почти сознательно оказаться в этой… инфосфере. Нет, Дрифт, я не буду называть внутренний заряд аурой, как ты любишь. Я буду пользоваться привычными мне терминами, хоть они и не совсем точно отображают то, что есть на самом деле, – и Рэтчет снова переключился на Блерра. – А у десептикона, похоже, на тебя тоже была очень сильная эмоциональная привязка. Просто, повторю, в этот раз все совпало по времени: ты вышел оффлайн с сильным энергетическим потенциалом, а он как раз пошел в этот… Лабиринт, нацеленный конкретно на тебя. Зачем он туда отправился – не спрашивай, я этого знать не могу. Также не спрашивай, почему ты видел во сне, который оказался не сном, а путешествием сквозь пространство, свое другое тело. Быть может, десептиконы создали себе искусственных рабов. Быть может, что-то еще. Архивы личностных матриц есть не только у меня. Они могут быть и у Саундвейва с Шоквейвом. Как результат работы программ взлома пленников. А вы одновременно будто бы оказались по разные стороны одного зеркала и одновременно предприняли активные действия. Но твоя ярость дополнительно сыграла тебе на руку, и ты мог управлять телом в той реальности.

– Может быть, – задумчиво проговорил Блерр. – Но, док, ты сам? Ты сам когда-нибудь слышал о чем-то подобном?

– Именно о таком – нет, – ответил Рэтчет, проглотив «дока». Ладно, к чему сейчас официоз, которого он так требовал раньше? – Но мои пациенты, потерявшие соузников, неоднократно говорили о встречах с ними во время оффлайна. В разных местах. Или мирах, если хотите. А некоторые даже клялись, что видели и явственно ощущали хм… своих партнеров или объекты, встречавшиеся им во сне. Я даже провел несколько экспериментов, но, увы, результаты были не слишком обильные – в самом деле, откуда мех знает, что явится ему в симуляциях в каком-то конкретном оффе? Правда, пара случаев заставила меня относиться к таким заявлениям более серьезно: как раз тогда, когда пациенты говорили о подобных «прорывах», приборы, к которым они были подключены во время сна, фиксировали повышенную активность мозгового модуля и искры. И что характерно, излучение в тех случаях было одночастотным. Модуль и искра будто бы… резонировали, и их совместная мощность значительно возрастала. И нет, я не советовал никому из них обращаться к мнемохирургам, потому что считал это неэтичным. Делал ли кто-то из пациентов это самостоятельно, я не спрашивал.

Между собеседниками снова повисла тишина, но ненадолго. Раздались быстрые шаги, и в помещение буквально не вошел, а влетел Хаунд. Оптика зеленого меха восторженно сияла, а вентсистемы работали в повышенном режиме.

– Привет, Рэтчет! – воскликнул он. – О, я и не знал, что тут много народу. Привет всем. Рэтчет, – снова переключился он на медика. – Ты помнишь, мы с тобой как-то рассуждали, изолированный этот мир или нет? Помнишь? Так вот! Я вчера спустился по вниз ручью – ну, туда, где почти голый камень. До этого-то времени я в те места не заглядывал – ты же знаешь, меня больше интересует местная фауна, а не геология, но тут меня что-то будто потянуло. Ну, я ходил, смотрел, а потом заметил, что в ручеек впадает еще один – только очень тонкий. И вода почему-то зеленоватая. Я и полез вверх посмотреть, откуда он течет – уж больно оттенок необычный. И знаешь – знаете – что?! Я нашел… – Хаунд сделал театральную паузу. – Я нашел зеркало!.. То есть, оно выглядит как зеркало поначалу. Никогда бы подумал, что такое может существовать! Представляете, небольшое озеро, но расположенное вертикально! Вот не вру, Праймасом клянусь! Почти правильный эллипс, из которого течет самый обычный тоненький ручеек. Я сначала тупо стоял и смотрел в него. На свое отражение, точнее, – пытался сообразить, как вода не выливается. А потом там начало показываться… всякое! Да что вы так на меня смотрите?

– Зеркало? – переспросил Дрифт.

– Ну да! Да прикиньте, дальше-то что было, а? Я последнее время все про Землю или Терру – помните, планета такая? – думал. Сравнивал здешнюю растительность с земной. А там – возле чуда этого – смотрю: мое отражение как бы на куски распалось, и дальше вижу натуральный земной пейзаж! То есть где органическая трава растет! Не верите, что ли? Да поехали, посмотрим!

– Ты даже не представляешь, как ты вовремя пришел, Хаунд, – сказал Рэтчет и обратился ко всем. – Похоже, совпадения продолжаются?

– Совпадения? О чем ты?

– Расскажу по пути. Показывай дорогу.


…Это и впрямь было зеркало. Иное название к нему бы не подошло. В небольшой чаше среди розоватых скал – кстати, сама чаша и была расположена вертикально – плескалась самая обычная, на первый взгляд, вода. Только оттенок ее был необычным. «Хотя почему – необычным? – подумал Рэтчет. – Мы же еще не исследовали новое место целиком. Может быть, такое «зеркало» здесь не одно?»

Легкий ветерок пробегал рябью по поверхности, и поначалу путники видели только свои зигзагообразные силуэты. А потом зеркало замерло, остекленело и приобрело густую темную глубину. Отражения мехов вырисовывались там четко – до мельчайших деталей, но вот по ним прошла странная дрожь, и они стали осыпаться, будто бы состояли из мельчайших песчинок, которые развеивал певший в скалах ветер.

Поверхность снова заволновалась, и из самой глубины поднялась мутная мгла. Но вот исчезла и она, и перед изумленными взорами зрителей возникли стальные стены коридора, разрисованные полустертыми глифами и непонятными цветными фресками. А потом изображение резко и внезапно надвинулось, и у каждого возникло ощущение, что его словно засасывает в воронку иной реальности быстрее и быстрее, крутит и влечет по таинственному проходу. Пестрое вращение причиняло дискомфорт и вызывало головокружение. Блерр вдруг пошатнулся и схватился за плечо Дрифта.

– Это он! Он, – воскликнул синий гонщик. – То самое место с запутанными ходами, где я был. Лабиринт.

– Видеоряд слишком быстрый… – пробормотал Ревинд. – Запись потом придется долго обрабатывать.

Но вот движение в зеркале замедлилось и перед мехами предстало странное место: вместо стен во все стороны тянулись переплетения подрагивающих труб разной толщины, где-то приглушенно гудело и тяжело пульсировало, раздавался звук редких капель. Некоторые трубки вспучивались наростами, напоминавшими опухоли, подсвеченные изнутри, и внутри них тоже что-то подрагивало и мелко вибрировало. В воздухе внезапно разлился запах сладковато-резкого энергона и еще чего-то, напоминающего смазку внутренних механизмов. Больше всего это было похоже на…

– Юникрон побери, это как раскрытая брюшная секция, – сказал Рэтчет, напряженно вглядываясь в поверхность. – Но я никогда не видел, чтобы на трубопроводах росли подобные… штуки.

И тут из багровеющей полутьмы зала-утробы вынырнула странная четырехрукая фигура. Бликующая металлом даже в тусклом красноватом свете, она, казалось, состояла из одних острых лезвий и шипов. Над плечами с торчащими во все стороны наростами покачивалась жуткая голова из сросшихся кусков колючей проволоки и металлических полос с режущими кромками.

Невероятное существо подошло мерными шагами к одному из образований на трубах и глубоко погрузило туда когти. Дикий крик, полный боли и ужаса, резанул по датчикам пораженных механоидов.

– Шрайк! – ахнул Дрифт. – Это же Шрайк! Винг рассказывал мне о нем. Он живет в междумирье. А еще он… служитель боли и кто-то вроде проводника. Но как? Откуда?!

– Тише, – прервал его Рэтчет. – Мы сами ничего не понимаем. Смотри.

А в зеркале Шрайк продолжал резать. Куски обшивки – или плоти? – липко шмякались на пол. Наконец металлический монстр извлек наружу покрытого слизью и розоватыми потеками младенца и понес его прочь по коридору, сжимая маленькое тельце страшными когтями-лезвиями. Заходившееся в крике существо напоминало обычного органического ребенка.

– Праймас, я не могу это видеть, – простонал Ревинд и закрыл оптику ладонью.

И вовремя, потому что изображение опять резко приблизилось, и тельце малыша заполнило почти все зеркало. Что-то странное и страшное происходило с ним: трескалась и кусками отваливалась кожа, липкими, будто нарезанными пластами слезали мышцы, обнажая под ними беловатые кости. Жуткая метаморфоза продолжалась – кровяное яблоко ворочалось в приобретающей металлический отблеск орбите глаза, беспорядочно хватающие пространство остатки рук трансформировались в знакомые каждому механоиду сочленения кистей, локтевых суставов и предплечий. Через пару кликов органическая оболочка слезла полностью, обнажив под собой голую основу-скелет протоформы. Вот по ней зазмеились провода; будто бы сами собой, из ниоткуда, стали образовываться механизмы внутренних систем, на глазах покрывающиеся нескольким слоями брони; за пустыми глазницами скалящегося черепа показался словно самособирающийся мозговой модуль, и тут же провалы заняли оптические системы, прикрывшиеся алыми линзами очень знакомой формы. Сверху растекся тонкий металл сурового фейсплейта, и последним сформировался тяжелый обтекаемый шлем, невероятно похожий на…

– Охренеть! – озвучил всеобщее изумление Блерр. – Это что, он там Мегатрона несет?!

И в самом деле, существо в когтях двигавшегося все тем же размеренным шагом Шрайка разительно напоминало Мегатрона. И оно росло, становилось все тяжелее, потому что руки служителя боли опускались все ниже и ниже. Вот новосозданный Лорд встал на ноги и расправил широкие плечи. Теперь, чтобы посмотреть в лицо Мегатрона, задирать голову приходилось уже Шрайку. Розетка лезвий, заменявших ему рот, задвигалась, будто он что-то сказал. Фраза была короткой, но собеседник ее явно услышал, потому что кивнул и уже один направился дальше, в сгущающиеся багровые сумерки.

Поверхность зеркала заволновалась, изображение утонуло в ее глубине, и перед зрителями снова была ровная гладкая вертикальная поверхность.

– Ну, и кто теперь скажет, что это было? – Рэтчет вообще не любил загадок, а тут и не загадка даже, а сущий бред.

Остальные молчали, переваривая увиденное.

– Очевидно, зеркало уловило наше общее желание – понять, что происходит с нами и с миром, который был нашим, – предположил Хромдом.

– Как-то очень специфично оно это уловило. Если это какая-то метафора, то я ее не понял, – скептично заметил Рэтчет. – Может, когда мы изучим видео более подробно… Ревинд?

– Файл пустой, – растерянно сказал маленький мех. – Ничего не записалось. Только белый шум. Значит, все, что мы видели, было только в нашем воображении?